Мусульманские вооруженные силы в Боснии и Герцеговине и движение моджахедов

01/04/2013

Мусульманские вооруженные силы в Боснии и Герцеговине и движение моджахедов.

Олег Валецкий

Мусульманские вооруженные силы создавались в тяжелейшей политической обстановке для всего мусульманского народа и поэтому их военно-политический верх прилагал относительно большие усилия в военной области, пусть в целом недостаточные, а очень часто и просто ошибочные. Мусульманская сторона располагала непрочной основой для создания своих вооруженных сил и поэтому куда большее внимание, нежели другие стороны, уделяло своему личному составу в отношении обучения, идейно-политической обработки, дисциплины и организации, хотя, конечно, СДА правящая партия Алии Изетбеговича не являлась действительно фундаменталистским движением и нередко ограничивалась одной демагогией. Организация здесь упомянута не зря, так как именно она обеспечивает выдвижение командного состава и чем качественнее проводится выдвижение, тем лучше усваивается в войсках военное дело и соответственно совершенствуется тактика боевых действий, что, в свою очередь, открывает простор для все более успешного оперативного искусства. Конечно, мусульманские вооруженные силы с конца войны так и не избавились от всех характерных для югославской воины болезней, но все же стоит подробнее остановиться на том, как они создавались и действовали, ибо довольно интересно уже само их строительство. В начале мусульманские вооруженные силы действовали очень плохо. Созданная в начале войны “Патриотская лига” была по сути ополчением, и то не слишком хорошим, а упорное сопротивление оказывала, как правило, лишь в лице своих “специальных” /ударных/ отрядов, да и то в основном, когда учащались появления медлительности, малодушия и глупости со стороны сербских сил. Большая часть мусульманских бойцов, имела полное превосходство в вооружении и сербскую сторону от поражения спасла скорее сербская политика, чем собственные военные заслуги. Даже в конце войны, когда сербские ударные отряды начинали воевать должным образом, то мусульманская пехота вела себя адекватно, как и в 1992 году.

Причиной успехов мусульманских вооруженных сил в начале войны были ошибки допущенные в сербском военном деле. Ведь мусульмане очень часто посылали плохо вооруженную армию, а порой и вообще без стрелкового оружия на сербские позиции. К тому же мусульманское руководство часто использовало иностранную помощь в целях личного обогащения, продавая порой оружие за пару тысяч немецких марок по стволу своим же людям. Мусульманское командование недостаток в оружии и боеприпасах пыталось возместить идейно-религиозной обработкой, использованием наркотиков, что часто лишь увеличивало потери. Местные мусульмане испытали на себе большое западное влияние, многие из которых побывали на Западе, поработали там и уже привыкали к западному стандарту благосостояния, многое они переняли и от югославской культуры. Конечно, с “пуштунами” из Афганистана их сравниваться не могли, и фанатизм на словах /крики “Аллах акбар”/ в местных условиях отнюдь не часто сопровождался фанатизмом на деле, Да и этот фанатизм – дело не однозначное в современном мире. Одно дело фанатизм опытных и способных бойцов, и другое дело фанатизм необученных ополченцев, которых в исламском мире традиционно всю историю европейские армии громили с большим успехом, вопреки их большому численному превосходству. В местной среде ислам до войны не был особо силен. Попытки же возместить этот идеологический пробел искусственным босанским патриотизмом были неудачны. И неудивительно, что общее качество мусульманских вооруженных сил было вначале весьма низкое. Успехи в войне, конечно, у них были и я уже упоминал некоторые примеры, но главная заслуга принадлежала их ударным отрядам. Большой ошибкой мусульманского командования было то, что эти отряды им с самого начала не были поставлены в самый центр военной организации. Не обошли стороной мусульманские вооруженные силы и обычные в этой войне столкновения старых офицерских кадров ЮНА с новыми военными вождями. Тут многое было непросто, так как офицерские кадры ЮНА, как например, генералы Расим Делич, Атиф Дудакович, Вахид Каравелич обладали достаточно высокой подготовкой, полученной в ЮНА, бывшей все-таки одной из развитых армий Восточной Европы. В специальных силах старой ЮНА было много мусульман как офицеров, так и солдат, хотя надо заметить, что далеко не все они перешли на сторону Изетбеговича. В то же время характер войны требовал более самостоятельных и идейно убежденных кадров, вот тут-то появлялись новые военные вожди не только волей политиков наверху, но и из-за требований снизу.

Большой проблемой мусульманской стороны была непоследовательность их идеологии. С одной стороны ее пропагандой применялись термины антифашизма и демократии, а с другой стороны в обществе рос шовинистический психоз и возрождались традиции исламского фундаментализма. Естественно, вышеупомянутый психоз, направленный властью СДА еще до начала войны против сербов -сторонников сербского националистического движения, оказался сильнее последнего. В самой войне под его влиянием менялось отношение ко всем сербам, так что даже “Алиин серб” генерал Йован Дивяк, лично командовавший нападениями “Патриотской лиги” на ЮНА и местных сербов, в конце концов был отодвинут на вторые роли командованием. С началом же хорвато-мусульманской войны тяжело пришлось, особенно в армии, уже почти всем не мусульманам, и вскоре в армии на высших должностях остались практически одни мусульмане. В конечном итоге, религия оказалась сильнее политических идеологий, тем более, что ислам имеет особенность “радикализироваться” в ходе войны, а в данном случае этот радикализм с самого начала войны был намеренно насаждаем в местном обществе экстремистским крылом в религиозно-политическом руководстве местных мусульман, прежде всего Алией Изетбеговичем, Хасаном Ченгичем, Омером Бехменом, пользовавшихся поддержкой определенных сил в исламском мире, в том числе в религиозно-государственной верхушке Ирана. Нельзя с нынешним исламом уравнивать положение слабеющих христианских церквей, разделенных не только религиозными расколами, но и государственными интересами своих космополитических верхушек. Изначально ислам в большей мере пользуется военно-политическими средствами для достижения своих целей. В строительстве местных вооруженных мусульманских сил с самого начала большую роль играл исламский мир, в первую очередь Иран. Перед войной в 1991 году его посетил Алия Изетбегович, и откуда с самого начала войны была оказана большая военная помощь не только вооружением, снаряжением и боеприпасами, но и определенным количеством личного состава, главным образом из Корпуса Стражей исламской революции, бывшими не только советниками и инструкторами в некоторых частях, но и иногда принимавших прямое участие в боевых действиях. Нельзя чрезмерно преувеличивать иранское влияние, но остается фактом то, что и после войны в мусульманском военно-политическом верхе с американским влиянием могло сравниться только иранское. Здесь действовало государство, имеющее изначальное преимущество над любым общественно-политическим движением, и то, что небольшое число будущих бойцов мусульманских армий и полиции, прошло обучение в Иране и вызвало рост народных симпатий к последнему, к росту влияния идей, проводимых его государственной политикой, подкрепляемой финансово и дипломатически. В конечном итоге, помощь как в вооружении, так и в подготовке мусульманских вооруженных сил других исламских государств, не могла не повлиять на их дух, сам факт того, что главная поддержка шла от исламских народов не могло не обеспечить рост силы ислама в войсках. Возможно это громко звучит, так как на деле армия Боснии и Герцеговины следовала скорее турецкой” модели, чем иранской, но уже то, что местные мусульмане еще недавно немногим отличавшиеся от сербов и хорватов, стали употреблять термины и методы “джихада”, в сущности огромный шаг к исламскому государству.

Стоит задуматься над самим фактом того, что в конце XX века в Европе звучат угрозы джихадом. Этой же Европе Сефер Халилович, тогдашний командующий армией Боснии и Герцеговины (и бывшый офицер ЮНА), в начале 1993 года открыто заявлял: “Если Европа не изменит отношения к нам, мы начнем организовывать террористические акции по всей территории и зажжется пламя войны во многих европейских городах”. В середине этого же года Эюп Ганич, заместитель Изетбеговича, угрожал:” Если международное сообщество решило не интересоваться нашими проблемами, терроризм начнется во всей Европе”. А в середине 1994 года Алия Изетбегович заявил: “Мусульманские государства и народы будут рассматривать неприятелем каждую страну на Западе, которая не станет справедливо относиться к боснийскому конфликту”. Разумеется, все это были скорее демагогические угрозы, ибо Запад контролировал и само местное мусульманское государство, и любую помощь ему, либо через хорватскую сторону, либо авиацией НАТО, но подобные заявления говорят о внутреннем духовном состоянии мусульманского общества, прежде всего его вооруженных сил, как раз для которых и делались такие заявления. Понятно, что было тогда популярно в среде мусульманских бойцов, особенно ударных отрядов, которые пусть даже и немного знали об исламе.

По большому счету, вряд ли бедуины Мухамеда были особо религиозно образованы, но они вполне удовлетворяли его требования о джихаде, тем более, что для того нужно, прежде всего военное, а не религиозное образование. Религиозный фактор в вооруженных силах мусульманской власти Боснии и Герцеговины играл все же большую роль и с этим никак не может сравниться роль такого же Фактора в хорватских и сербских войсках, следовавших в конечном итоге военным моделям атеистических государств.

Этот фактор является ключевым отличием действий мусульманской стороны и не учитывать его нельзя. Но нельзя этот фактор и слишком преувеличивать, подобно иным сербским и югославским журналистам, обрисовывающих ситуацию таким образом, словно в мусульманских войсках составляют абсолютное большинство не вчерашние сербские соседи и коллеги, а то и родственники и друзья, а почти одни моджахеды, прибывшие со всего исламского мира.

Процесс исламизации армии, в особенности полиции Боснии и Герцеговины, шел с большим трудом при значительном противодействии многих политиков, но в первую очередь армейских высоких чинов.

Исламизация шла, главным образом, пропагандистским путем и сторонники радикального фундаментализма главные успехи постигал советами и проповедями. Немаловажное значение здесь имели небольшие карманные книжки с “исламскими” советами. Так, например, стараниями Организации исламских вакуфов помощи Боснии и Герцеговины, исламского рейфа за Боснию и Герцеговину и исламского гуманитарного общества Мерхамет в войска поступали на работы сирийского алима Ахмета Изудина Эль Беянуния. В книжечке, составленной из его советов, писалось: “кто не пошлет воина в бой – Аллах его проклянет. Военному командованию дается право решать нужно ли ради общего интереса освободить, поменять или ликвидировать пленного”. Однако, тут же пишется “Не разрешается держать врага в плену, пока не завоюется победа на земле. Запрещено убивать женщин, детей и священников /но!/, лишь тех из них, которые не участвуют в войне или же прямо или косвенно не помогают неприятелю”. Констатируя факт, следует заметить, что этим бойцы мусульманских вооруженных сил освобождались от всяких моральных ограничений по отношению к противнику и к его гражданскому населению. Тем самым ожесточенность в войне разжигалась с большей силой, так как ясно, что Женевские конвенции в борьбе с таким противником могут устраивать лишь тыловых политиков и штабных офицеров, тогда как на фронтах этой гражданской войны такими конвенциями мало кто интересовался.

Подобная деятельность имела не маловажное значение, но она не могла достичь успеха без наличия в войсках тех, кто бы растолковывал и внушал эти советы бойцам на фронте, то есть без войсковых священников /в данном случае имамов/. В армии Боснии и Герцеговины в данном отношении ситуация была лучше, чем в сербских вооруженных силах, где статус военного священника так и не был утвержден, да и самих священников редко можно было встретить на фронте да и внимание они вызывали лишь у редких сербских бойцов. Ситуация в мусульманских вооруженных силах не намного отличалась от ситуации в сербских войсках и не особо многочисленные имамы особого влияния на дух бойцов не имели. Не случайно, многие моджахеды, прибывшие из-за границы в Боснию и Герцеговину, позднее в своих интервью с неудовольствием отзывались о местных мусульманах не только из-за незнания теми многих исламских законов, но и из-за отсутствия у них должного боевого духа. Разумеется, к таким заявления надо относиться с большой осторожностью, так как известная хвастливость многих таких воинов, которые, по словам иных <их в Афганистане перебили едва ли не больше русских “гяуров”, нежели вообще их было в тогдашней советской /а вовсе не русской/ армии>. В югославской войне моджахеды достигали ограниченных тактических успехов, а нередко несли немалые потери и поражения. Но, в общем, моджахеды здесь были правы, и качество тогдашней армии Боснии и Герцеговины было весьма низкое. Тем но менее, в 1992-93 годах мусульманские вооруженные силы находились в действительно тяжелом положении, и это вынудило в 1994 году мусульманскую власть СДА заменить Сефера Халиловича, что правда сопровождалось и покушением на него, на югославского офицера Расима Делича, служившего в “специальных” силах ЮНА и вставшего на верх военного командования не одиночкой, а вождем собственных сторонников, главным образом из числа офицеров ЮНА.

С его приходом в армии Боснии и Герцеговины началась военная реформа, и войска уже официально были поделены побригадно на ударные и обычные силы. Конечно, это деление было несколько условным в отношении бригад, хотя некоторые из них действительно были оснащены, подготовлены и использовались как местная гвардия. Однако оформление многих ударных отрядов и разведывательно-диверсионные батальоны корпусов /всего семь/ и разведывательно-диверсионные роты бригад и оперативных групп сыграло весьма большую роль в успехах мусульманских вооруженных сил. Поэтому в 1995 году были усилены эти существующие роты и батальоны, а созданы разведывательно-диверсионные отделения – взвода в батальонах, тогда как на общеармейском уровне имелся так же разведывательно-диверсионный отряд ранга батальон-бригада “Черные лебеди”(Цырни лабудови). Все эти подразделения и части на практике выполняли самые важные задания, нежели отводилось разведывательно-диверсионным ротам бригад в старой ЮНА. Вели они не только разведывательно-диверсионные действия, но и играли главную роль в прорывах неприятельской обороны или в закрытие прорывов в собственной обороне. Не случайно во многих бригадах было по две-три разведывательно-диверсионные роты, а разведывательно-диверсионные батальоны корпусов достигали численностью до полусотни человек и имели на вооружении даже собственную артиллерию и бронетехнику.

В сущности, мусульманская сторона последовательно из всех сторон в войне использовала фронтовой опыт, а на тактическом уровне такие ударные отряды мусульманских вооруженных сил имели довольно неплохие результаты, достаточно усвоенные стараниями армейского верха. Так, в нападении, неважно батальона или корпуса, такие отряды шли вперед, прорывая в одном или нескольких местах неприятельскую оборону, а затем в прорыв входили остальные войска. В обороне же эти ударные отряды, как правило, находились в тылу и, в случае неприятельского нападения, или по вызову командования усиливали оборону.

Конечно, это в принципе, идеальная схема, а на практике мусульманские войска, в том числе ударные отряды, часто посылались “на убой” в наступлении или оставались без поддержки обороны, но в данном случае интересно то, что на армейском верху все же смогли относительно использовать фронтовой опыт.

Если учесть существование таких же “специальных” /ударных/ отрядов в военной полиции и в МВД, то в общем, успехи мусульманских вооруженных сил в 1994-95 годах представляются вполне закономерными. Поразительно просто, как этот последовательный рост в качестве мало учитывался на сербской стороне, хотя касалось это хорошо знакомого народа, точнее все того же сербского народа, раньше или позже принявшего ислам. Ведь с приходом турок в среднем веке многие сербы не только из числа еретиков-богумилов, но и из православных и католиков переходили на их сторону, и в большой части приняв ислам, стали постоянно участвовать в турецких походах в Австрию, Венгрию, Хорватию, Польшу, Украину, да и по всей Азии и Африки. Само нахождение покоренных Портой сербских земель на тяжелой турецкой границе обеспечивало создание большой и сильной военной прослойки среди местных сербов, прежде всего мусульман, и говорить, поэтому о прирожденной трусости местных мусульман, как это было нередко принято в иных СМИ, да и политических кругах, было все же глупо. Конечно, далеко не все в их среде обладали воинским духом, но ведь нет на земле народа, в котором таким духом обладало хотя бы простое большинство. Даже без учета истории и психологии местных мусульман все равно ведь можно было предположить, что за два года боев с превосходящими силами противника их командование получило бы достаточное количество способных и опытных бойцов, и естественно, постаралось бы их использовать. Не зря в мусульманских войсках создавался культ “специальных” отрядов, ибо он обеспечивал общее поднятие боевого духа, и уж, по крайней мере, разительно обличаются действия армии Боснии и Герцеговины в 1993 году от ее действий в 1995 году. Является правилом на войне, то чем больше усредняется качество войска, тем ниже его общий уровень, так как любой боец, выполнявший ответственные боевые задания, знает, как один человек может послужить причиной поражения всей остальной группы, уже хотя бы внося в нее панику и суетливость.

В мусульманских вооруженных силах общее качество было весьма низко в начале войны, и ударные отряды оказались им очень необходимыми, ибо служили своеобразным паровозом, вытягивающим операции всего войска. Потому все эти отряды обеспечивались лучше остальных войск и постоянно выделялись командованием, в том числе официальным признанием принимаемых этими отрядами названий, например: “Акрепи”, “Баста”, “Джамимийски голубови” (117 бригада Луковац), “Тигричи”, “Зелена стрела” (110 бригада Бановичи), “Кыртице”, “Витезови”, “Тигрови” (203 бригада – Тешань), “Читлучки вукови” (204 лака бригада), “Яничари” и “Табут”, (Оперативная группа – Тузла), “Живинички осе” (оперативная группа 6 – Живиницы), “Тигрови” (501 бырдска бригада), “Чаруги” (503 бырдска бригада), “Тайфун”, “Хамзе”, “Газии” (505 бырдска бригада), “Фараоне” (511 бырдска бригада), “Апачи” (517 лака бригада), “Ночне птицэ” /1 босанская бригада/, “Ластэ” (специальные силы МВД Боснии и Герцеговины), “Цырни Лабудови (разведывательно-диверсионный отряд Генералштаба).

Мусульманские вооруженные силы в силу недостатка тяжелого вооружения были вынуждены до конца войны полагаться на пехотные действия и их “специальные” силы играли главную роль в этих действий. Уже практически все операции мусульманских вооруженных сил в 1994-95 годах начинались с прохода или прорыва их ударных отрядов неприятельской обороны, либо с целью захвата ключевых объектов в этой обороне, либо с целью нападения на нее с тыла или флангов. Это обеспечивало успехи, пусть и ограниченные, в нескольких операциях, с потерей сербскими войсками каждый раз десятков квадратных километров и десятков людей убитыми и пленными, на горные массивы Трескавицу, Белашницу и Игман; на горный массив Маевицу; на Возучу и район Озрена; на Влашички плато; под Бихачем и Крупой-на-Уне, и наконец, в широкомасштабной хорвато-мусульманской операции в Босанской Краине во второй половине 1995 года мусульманские “специальные” силы использовали во многом эту же тактику. Одновременно с этим велись и классические разведывательно-диверсионные действия. В принципе, будь мусульманские “специальные” силы подготовлены и используй их получше, то в таких действиях могли достигаться большие успехи, переменившие во многое ход войны, чем оправдывался бы самый большой риск.

Я уже упоминал о разгроме разведывательно-диверсионной группы /до 100 человек/, посланной из Сребреницы в район Хан-Пиеска с весьма смелой целью уничтожения Главного штаба ВРС /село Цырна река/ и главная причина ее неуспеха заключалась в плохой разведке и отсутствие как агентурной сети на местах, так и снабжения. Общая подготовка мусульманских войск не благоприятствовала успеху столь смелых операций, но операции менее масштабные нередко удавались. Одно из известных факторов было уничтожение группы тыла Тырновского батальона 2-ой Сараевской бригады в августе 1994 года, когда было убито два десятка сербских бойцов, включая двух медсестер. Правда, в данном случае немалую роль сыграла политика миротворческих сил, так как разведывательно-диверсионная группа 1-го корпуса армия Боснии и Герцеговины /Б и Г/ не только прошла через, якобы, демилитаризованную Французскими миротворцами зону горного массива Игман. Французы и не могли предотвратить, это была предварительная разведка проведена мусульманскими разведчиками в составе делегации миротворческих сил, посетившей эти сербские позиции, и это, кстати, спасло тех сербов, что находились в третьем блиндаже, выкопанном ими уже после посещения миротворцев. Еще одной из известных операций данного плана было нападение мусульманской разведывательно-диверсионной группы 7-го корпуса на сербские позиции пол Галицей /Влашичкое плато/,когда погибло больше двух десятков сербских бойцов. А что касается нападений диверсантских групп из 8-ой оперативной группы /дивизии/; и из Сребреницы, то я об их большом числе и нередких успехах уже упоминал. Стоит лишь отметить, что из Сребреницы шло пропорционально наибольшее число таких групп от начала войны до ее падения, и вероятно, это было заслугой бывшего “специальца” союзного МВД Югославии Насера Орича. В этих диверсантских операциях страдали не только сербские бойцы, но и сербское гражданское население, что было следствием стратегии мусульманского руководства на создание атмосферы паники и страха во всем сербском народе. Таким образом, нападения на сербские села являются в данном случае естественной частью разведывательно-диверсионных действий. Известен случай с одним сербским селом под селением Шековичи, где мусульманская диверсантская группа, обманом созвала сербских мужчин, в основном молодежь, якобы, на срочную мобилизацию, затем перебила несколько десятков. Однако подобные “глубокие” операции были довольно редки, максимум две-три из них проведены, например, в зоне ответственности одного из шести корпусов ВРС в течение полугода, и они не могли коренным образом повлиять на действия сербских войск, да и нередко заканчивались чувствительными потерями, а то и разгромами этих разведывательно-диверсионных групп.

Куда больший эффект был получен в нападениях небольших разведывательно-диверсионных групп, разбиваемых по тройкам /например, пулеметчик, стрелок-автоматчик и снайпер/ на неприятельские позиции с тыла одновременно с собственным наступлением с фронта. Такая тактика в более-менее значительном масштабе имела немалый успех, особенно при действии по уже отступающим неприятельским войскам. Еще одним эффективным видом действий мусульманских армейских разведывательно-диверсионных отрядов было их использование совместно с военной и гражданской полицией /прежде всего с их “специальными” группами/ по предотвращению бегства своих войск с линий обороны и поддержания режима военного положения в тылу. Меры тут применялись самые жесткие, ибо в силу провозглашенного военного положения, дезертиры и паникеры расстреливались, хоть и редко это было. Подобная дисциплина, как и слабость в вооружении, во многом повлияла на то, что мусульманские войска куда лучше, в отличие от сербских, укрепляли свои позиции и могли за пару недель силами одной-двух рот построить в горах хорошую линию обороны с глубоко вкопанными блиндажами и траншеями, усиленными брустверами и стенками из бревен. В этом строительстве широко использовались военнопленные и заключенные гражданские лица из рядов “неприятельских” народов, но в данном случае мусульманские войска это делали куда более организованно и широко, нежели их противники. Главная заслуга в столь большом внимании к инженерному делу лежит на самом мусульманском военном командовании, создавшем большое количество инженерных подразделений и частей, вплоть до бригад, что позволило лучшим образом использовать для военной службы собственный человеческий материал. Большое внимание к человеческому фактору отличает мусульманскую сторону, как бы то ни было, но Запад держал ее, что называется в “черном теле”, и даже военную помощь из исламского мира перебрасывал в недостаточном количестве. Хорватская сторона за провоз этой помощи брала, как правило, треть от общего количества, к тому же ограничивая ее, а в период хорвато-мусульманской войны 1993-94 годов она ее вообще запретила. Помощь исламского мира в 1992 году, когда все хорватские пути были еще свободны, получалась в далеко неудовлетворительном количестве и общая цифра в несколько сот миллионов долларов, полученных в 1992-93 годах, для войны такого размаха отнюдь не была значительной, тем более, что немалая часть этой, как и всей остальной, помощи мусульманской властью разворовывалась.

Что касается собственного военного производства, то несмотря на большие усилия мусульманской стороны, даже к концу войны оно могла удовлетворить лишь потребности в стрелковых боеприпасах, а отчасти в артиллерийских боеприпасах и минно-взрывных средствах, причем большой проблемой был разнобой в калибрах артиллерийско-стрелкового вооружения мусульманских сил, получавших его из разных стран. Что касается производства самого вооружения, то производились, главным образом, минометы калибра 60, 82 и 120 миллиметров. В остальном мусульманское военное руководство оставалось на кустарном уровне, и ее главной задачей был ремонт уже имевшейся военной техники, как оставшейся от ЮНА, так и полученной в ходе войны. В этом но было ничего удивительного, так как все военные фабрики, оставшиеся на мусульманской территории /Фабрика “Игман”-Кониц, фабрика “Победа” – Горажде, фабрика “Братство” – Травник, фабрика “Славко Родич -Бугойно/ оказались во фронтовой зоне либо сразу в 1992 году, либо уже в 1993-94 годах, и естественно, не могли действовать на полную мощность.

Таким образом, к началу 1995 года мусульманские вооруженные силы /по данным Международного института стратегических исследований /Лондон/, и сербской стороны, данные одного из известных теоретиков югославской армии полковника Милана Миялковского – издание югославской армии, журнал “Войско” от 13.10.1994 года/ не смогли иметь больше десятка военно-транспортных вертолетов “МИ-8, двух-трех учебно-тренировочных самолетов УТВА -75, одной сотни танков и бронемашин, полутысячи артиллерийских орудий, 600-70П минометов калибра 82 и 120 мм, полутора сотен зенитных установок и полусотни ПЗРК. Столь малое количество вооружения достаточное, в лучшем случае, для корпуса бывшей ЮНА обеспечивало полное превосходство и сербских и хорватских вооруженных сил. Командование мусульманских вооруженных сил, проводя военную реформу в 1994-95 годах, было обязано исходить из имеющихся средств и возможностей. Дополнительные поставки оружия, полученные, главным образом, в 1995 году, благодаря вновь открытому “хорватскому” пути и более масштабному привлечению военно-транспортной авиации НАТО /Авиационные силы специального назначения США-AFSOC и ВВС Турции тут играли главную роль/ уже не могли повлиять на характер уже практически законченной к тому времени военной реформы. Поставки оружия с сербской стороны в нелегальной торговле, были ограниченными, армии Б и Г пехотного характера этих поставок изменить не могли. В этих условиях была важна роль “специальных” сил в мусульманских вооруженных силах, при большом значении идеологической обработки их бойцов.

В этой войне кадровая политика всех сторон была довольно одинаковой, так что на изучение биографий кандидатов в “специальные” силы много времени не уделяли. В войне это было неважно, так как здесь решалась судьба народов, а в ней оказывалось, что военные школы не служат гарантией боевых способностей, а чистые биографии залогом честности и храбрости. В МВД отчасти биографиям уделялось внимание, но куда меньше, чем это было в довоенной Югославии. Армейские специальные силы исходили из фронтовых нужд, чем ближе кандидат находился к военным организованным системам, тем качественнее был избран. Отсутствие гражданства являлось преимуществом кандидата, так как давало кандидату еще больше сил в его готовности воевать. Большую открытость проявляла армия Б и Г, так, в ее специальных силах было немалое количество “санжакли” (выходцев из Санджака, области на юге Сербии и севере Черногории) часто даже не имеющих прописки, приходили сюда и представители других исламских народов, хотя встречались (особенно в силах МВД) и местные хорваты и даже сербы. Немало в специальных мусульманских силах было и тех, кто вынужден был бежать из своих домов, оставшихся у “агрессоров” – усташей и четников, а смерть родных и близких была той силой, которая толкала их записаться в эти отряды. Все это давало мусульманскому командованию, достаточно хорошую основу для создания действительно новых вооруженных сил, основанных бы на “специальных” отрядах. А в такой горной стране, как Босния и Герцеговина такие вооруженные силы, даже оставаясь “пехотными”, в принципе могли выполнить свою задачу, постоянно повторяемую мусульманским политическим верхом об “освобождении всей территории Боснии и Герцеговины”, а точнее, разгроме сербских и хорватских сил и захвате обороняемых ими территорий.

Однако, это могло произойти, если бы был коренным образом изменен сам метод командования, а и вся военная организация, так как на практике специальные силы далеко выделялись из общей массы собственных войск, оставшихся в своей большой части даже до конца войны на довольно низком уровне. Командование и организация тесно взаимодействуют в войне, так как открывающиеся организацией возможности, должны использоваться умелым командованием. В мусульманских силах на практике командование часто оставалось на очень низком уровне и бойцы на фронте, не раз оставались без должной поддержки и вынуждены, не в пример сербским бойцам, экономить боеприпасы под страхом наказания, могли лишь глубже вжиматься в землю, стараясь часто при первой открывшейся возможности, быстрее отступить. Даже специальные силы несли большие потери из-за плохого командования и дисциплины. Очень часто совершались непродуманные вылазки в сербский тыл, в котором очень часто бойцы совершали спонтанные поступки: нападение на случайную легковую машину или поджог домов. В этих отрядах были большие потери, автоматически срок обучения в них сокращался. Тем не менее, значение специальных сил в мусульманских вооруженных силах было большим.

Без сомнения оригинальным и успешным шагом мусульманского военно-политического верха было создание сил моджахедов. Изучению этой темы уделено мало внимания. Причины подобного невнимания лежат опять-таки в догматизме в идеях и политике современного западного мира, частью которого, пусть и со многими оговорками, была как Югославия, так и Босния и Герцеговина. Отказавшись от христианских ценностей, политики этого мира, не могли признать, что далеко не весь мир пошел их путем, и для исламского мира все “цивилизованные” нормы и законы остались не особо важной внешней шелухой, которую они вынуждены, были использовать. Положение усугублялось и тем, что исламский мир является объективно опасным неприятелем не только современного западного мира, но и всех народов, более-менее условно называемых христианскими. Не стоит тут повторять о важности идейного Фактора в войнах, являющихся частью мировой идейно- политической борьбы, но ясно, что исламский мир при существующем порядке вещей становиться все более сильным и, пользуясь многими преимуществами западной цивилизации, сам взаимностью Западу не отвечает. Пусть ныне кто-либо найдет следы участия каких-либо христианских крестоносцев в войнах не то что в 20 века, но и в войнах 18-19 веков. Это почти невозможно, ибо даже очевидно христианские восстания балканские народов, либо войны христианских монархов Европы против исламского мира несли в себе признаки довольно узких государственных и национальных интересов. А христианские народы уже в 20 веке христианство из политики почти изгнали и даже настолько идеологические войны, что велись в 20 веке в России, Испании, Югославии, Греции, Польше, Венгрии в куда большей мере велись под политическими, нежели религиозными лозунгами в противоположность таким гражданским войнам из 17 века. В исламском же мире конца 20 века наблюдается вспышка религиозных войн и конфликтов как внутренних, так и внешних.Типичны примеры войн исламских партизан в Афганистане и Чечне, соответственно с советскими и российскими войсками, а и войн с собственными сонародниками, христианскими милициями и с израильской армией в Ливане и в Алжире – с правительственными силами и отрядами самообороны своих же <братьев-мусульман>. Это лишь известные случаи, являющиеся лишь характерными проявлениями джихада, как формы борьбы за исламский порядок и следы этого джихада легко можно обнаружить в почти любом современном вооруженном конфликте, в котором участвуют мусульмане, как самостоятельная сила. В югославской войне джихад впервые после балканских войн /1912-1913 годов/ опять появился в Европе, но в данном случае он вспыхнул с куда большей силой в постсоциалистической Боснии и Герцеговине конца XX века, нежели в полуфеодальной распадавшейся Турции начала ХХ века.

Само появление моджахедов в Европе должно было бы встревожить ее народы, если бы они действительно обладали самостоятельным и здравым мышлением, но общественной реакции не последовало. Уже позднее во время войны на Косово 1998-1999 годах моджахеды выступили сначала косвенными, а затем и прямыми союзниками НАТО благодаря участию в боевых действиях против югославских вооруженных сил на стороне албанской УЧК (по албански – Ushtria Clirimtare e Kosoves, по-сербски ОВК – освободительное войско Косово, а по-русски ОАК – освободительная армия Косово). Но еще более поразительны насмешки и пренебрежение, которыми отвечало абсолютное большинство сербских и югославских политиков и журналистов не только из ряда прозападной оппозиции, но и из рядов тогдашней официальной власти на предупреждение отдельных сербских ученых, политиков и военных об исламской угрозе. Куда большее их внимании привлекли несколько избиений цыган местными “бритоголовыми”, произошедшие в Белграде в 1998 году, нежели тысячи моджахедов, воевавших на территории бы шей Югославии с 1992 года, многие из которых даже остались на мусульманской территории Боснии и Герцеговины. Это относится к району Зеницы, Какня, Травника, но в первую очередь на бывшее сербское село на Озрене-Доня Бочина и несколько ему соседних сел, ставших их базами и одновременно местом жительства, до середины 2001 года. Организованное движение моджахедов (Организация исламской омладины) смогло, не только сохраниться после войны, но и организовать посылку новых добровольцев сначала в Албанию и на Косово /1998-99гг/, а затем и в Чечню /1999-2002гг/. Самое тревожное для сербской стороны должно было быть то, что большинство моджахедов были местными мусульманами, еще недавно подверженными всем влияниям западной культуры. Точно такой же процесс начался позднее и в албанской среде. Все это говорит о том, что движение моджахедов смогло “осесть” в местной, далеко не религиозной среде, и терпя поражение, оно смогло собрать силы для борьбы за власть в местном мусульманском обществе и так достаточно исламизированного в силу заданного шовинистического антисербского и антихорватского, а по большому счету, антихристианского движения местных мусульман. Конечно, многим сербским политикам нет дела до судеб христианства, но ведь приход к власти моджахедов автоматически означает войну даже в ущерб интересам местных мусульман, так как для ислама национальных интересов нет. Это хорошо проявилось в иррациональном провоцировании российской армии в Дагестане и 1999 году чеченскими исламистами.

Победа моджахедов далеко не неотвратима, и они вполне могут быть разгромлены так же, как это не раз было в истории, но с другой стороны, не стоит забывать той быстроты, с которой мусульманские войска в прошлом покоряли огромные пространства от Ирана и Индии, до Испании и Венгрии, да и ныне они, практически, уже наполовину завоевывают многие европейские города, как например, Париж. Нельзя тут всех мусульман оценивать, подобно иным сербским политикам, как стадо бестолковых баранов, способных побеждать лишь массой. Исламский мир нередко давал способных и храбрых вождей, ведущих свои войска к победам. Ислам, помимо этого, обладает большой духовной силой и может побеждать и силой идеи. Не раз уже под его знаменами в бой шли его же вчерашние противники, в том числе из числа бывших христиан. Ныне такое же можно наблюдать во многих европейских высокоразвитых экономически странах, где, порою, этнические немцы, французы или англичане не только принимают ислам, но и добровольно становятся новыми “янычарами” исламских фундаменталистских движений. Это происходило и в Боснии и Герцеговине, пусть и в несколько ином виде, хотя уже само вступление тех или иных хорватов, в особенности сербов, в ряды мусульманских вооруженных сил психологически отрывало их от собственных народов и всей их культуры, а тем самым и церкви, и делало восприимчивыми к исламскому влиянию. Само движение моджахедов не является изолированным явлением, а тесно связанно со всей исламской религией. В последней совершенно закономерно идет борьба различных направлений и не для всех в нем приемлемы моджахеды, однако, это характерно для всех общественно-политических движений, каким одновременно и является исламская религия. Известно, что и “красные кхмеры” в Камбодже далеко не всем в мировом коммунистическом движении нравились, особенно после того, как, покончив с собственными “буржуазными” эксплуататорами и их “наемниками” после отступления славных коммунистических противников американских оккупантов и их пособников, они принялись за собственных и “вьетнамских” товарищей. Однако недовольство “красными кхмерами” советской Москвы не многим облегчило участь сотен тысяч простых камбоджийских крестьян, убитых в пылу революционной борьбы поддержанной этой Москвой.

Моджахеды являются в сущности лишь военным крылом исламского фундаменталистского движения, управляемого уже вполне признанными исламскими религиозными авторитетами и тем самым они вполне “легитимны” для всего исламского мира. Глупо и недобросовестно называть их “обычными бандитами”. То, что власти многих исламских стран ведут с ними ожесточенную борьбу, как например, в Алжире, Египте и Ираке, вовсе не означает, что эти власти отрицают сами исламские принципы джихада, ибо сам по себе джихад для них приемлем, и его термины они используют в борьбе с внешними неприятелями. Даже прозападная Турция, запрещая исламский фундаментализм у себя, прямо или косвенно поддерживала его в других странах, в частности в Чечне и в Боснии и Герцеговине. Сама турецкая поддержка властей последних означала и поддержку находившихся там моджахедов, хотя в Турции сторонники фундаменталистских исламских движений боролись против государственной власти, а в мусульманской Боснии и Герцеговине между моджахедами и турецкими миротворцами случались и прямые вооруженные столкновения. Однако во всей югославской политике и прессе движение моджахедов не оценено соответствующим образом, и если его примечали, то сводили к каким-то абстрактным понятиям “международного терроризма”, “наемников” и даже, что вообще абсурд, “бандитов и авантюристов”. Стоит тут задаться вопросом: что может толкать “бандитов и авантюристов” месяцами рисковать жизнью на войне? А что касается “террористов”, то ведь террор-это средство, а какова же тогда цель?

Отдельно тут стоит вопрос с “наемничеством”. Действительно, немало мусульман из других республик бывшей Югославии и из за границы попало в ряды армии Б и Г в надежде на легкие деньги и добычу. Мусульманское командование их и им подобных особо то не жалело, да и с оплатой их услуг не спешило, что в общем-то, справедливо, так как “услуги” их были весьма низкого уровня. Однако моджахед – это идейный боец, и хотя материальное вознаграждение он получает, но главные побудительные причины для него основываются на ценностях джихада. В Боснии и Герцеговине в 1992-95 годах в боевых действиях участвовали члены различных фундаменталистских движений из многих исламских стран, как например, Алжир, Египет, Иордания, Сирия, Ливан, Пакистан, Турция, Иран. И просто было абсурдно побудительные мотивы всех этих движений сводить к деньгам, как например в отношении организации “Исламское бюро” из весьма богатой Саудовской Аравии, чьи члены действовали как в Боснии и Герцеговине, так позднее и на Косово. Типичный пример отряд “Абу Бекир Сидик”, действовавший на Дренице в 1998 году под командованием Экрема Авдии, местного албанского моджахеда, бывшего бойца отряда “Эль-Моджахедин” из Тешня бывшего в составе армии Боснии и Герцеговины, одновременно с тем успевший закончить исламский университет в Медине -Саудовская Аравия.Такие организации, как Исламское бюро (чей вождь Абдулах Духайман был одним из командиров отряда “Эль-Моджахедин” в войну), главным образом, вкладывают деньги и весьма внимательны в выборе людей. Наконец, алжирская GIA и палестинский HAMAS, чьи люди были в рядах армии Б и Г, ведут слишком серьезную борьбу в своих странах, чтобы относиться к их появлению в Югославии, как к малозначительной вещи, а к их деятельности, как к авантюризму или бандитизму. В еще большей степени это относится к иранским моджахедам, посылавшихся государственной организацией Ирана – Корпусом стражей исламской революции, прямо проводившим государственную политику Ирана по разжиганию в мире исламской революции, что не исключало противоречий шиитского Ирана с суннитской Саудовской Аравией, достигавших большого размаха в Боснии и Герцеговине. Проблема моджахедов весьма сложна и представляет собой лишь верх того исламского айсберга, о который может окончательно разбиться корабль Европы, между тем, детального исследования этого вопроса югославской войны не произошло, при чем как раз сербская сторона меньше всего интересовалась им.

Об опасности моджахедов говорили главным образом хорватские политики из Херцог-Босны, а после войны из формально единой Боснии и Герцеговины, где уже в мирное послевоенное время было убито и ранено больше сотни хорватов, как в открытых нападениях мусульман, так и в террористических актах последних. Не было большой тайной, что за многими этими террористическими актами в этой “тихой” хорвато-мусульманской войне стояло местное движение моджахедов, точнее в данном случае “мирных” исламских фундаменталистов, использовавших взаимную хорвато-мусульманскую нетерпимость для разжигания исламского Фанатизма в местной среде. Хорватская сторона тогда, как и во время войны, постоянно привлекало внимание “международного сообщества” к исламской угрозе и ею даже было выпущено несколько фильмов об этом с использованием видеоматериалов о моджахедах. Сербская же сторона ни во время воины, ни после нее серьезно к данному вопросу не отнеслась, за исключением разве что довольно известного югославского ученого-“исламолога” Миролюба Ефтича, еще в 70-80 годы предупреждавшего об исламской угрозе, но его толком не слушали ни тогда, ни во время войны, ни после нее.

Нельзя же считать серьезным отношением незначительное количество статей в прессе, в которых моджахеды, хоть и упоминались как явление в югославской войне, но их цели и причины их появления не изучались. Указывались, конечно, отдельные факты, чисто уголовных, действий моджахедов, как например, захват в 1997 году в мусульманском селе Тетово /Зеница/ египетскими моджахедами мусульманской 15-летней девушки Эдины Мешанович, или арест мусульманской полицией 9.03.1997года француза – моджахеда Лионеля Димона и убийство джибутийского моджахеда Зеферина Бинияма, произошедшее при этом аресте, вызванном их участием в грабеже 15 февраля 1997 года одной бензозаправке, когда, был убит один полицейский. Эти факты служили сербской власти для обрисовки еще более черными красками режима СДА, дабы всю мусульманскую Боснию и Герцеговину представить как европейскую версию Пакистана, что никакой реальной пользы сербской стороне не несло, зато отвлекало внимание от опасности моджахедов, да и всего фундаменталистского ислама. Известны фотографии саудовского моджахеда, вероятно из отряда “Эль моджахедин” из Тешня, державшего отрезанную голову в руках, а ногой стоящего на отрезанных головах трех сербских военнопленных (Ненада Четковича, Благое Благоевича, Бранко Джурича), найденные у нескольких мертвых моджахедов под сербским Тесличем вместе с благословениями ислама из Мекки Гадафера-эль-Меккия, пославшего в отряд моджахедов своего муллу Абу-абд-Аллах эль Аудия. Имеется захваченная видеокассета, на которой моджахеды отрезают голову сербскому пленному, не послужили основания уже хотя бы для создания какого-нибудь постоянного комитата по изучению исламской угрозы или даже одной большой пресс-конференции для журналистов, а использовались лишь в довольно несвязной пропагандистской компании против всей, далеко неоднородной, мусульманской Боснии и Герцеговины и в ней мешалось все в одну кучу, чем серьезный вопрос профанировался и тем самым сам собой отпадал. При этом с завидным постоянством употреблялся термин “наемник”, хотя даже по члену 47-го Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12.08.1949 года, принятому в 1977 году, наемник являлся лицом, не имеющим местного гражданства и принимающим материальное вознаграждение значительно большее, в отличие от того, что получают бойцы одного с ним ранга в местной армии, при этом не является постоянным военнослужащим воюющих армии, ни посланным собственным государством, прямо не участвующим в данной войне.

Между тем, определенная часть моджахедов во время войны была официально послана Ираном, а более значительная часть их была местными мусульманами, тогда как остальные не имели в армии Боснии и Герцеговины материального вознаграждения больше положенного их рангу, если вообще его получали. Естественно, их собственные организации, как иностранные, так и местные, не оставляли их в нищете, типичной в этой войне для многих из участников.

Впрочем, дело не в таких правовых тонкостях, которых мало кто придерживался, да и моджахеды на их защиту не рассчитывали, дело в принципе, они, попав в плен, как наемники, шпионы и обычные бандиты, должны были судиться по закону, пусть и суровому, что той же сербской стороне куда лучше послужило бы в пропагандистской компании, нежели смерть на месте. Дело в том, что сербская сторона имела перед собой достаточно убежденного, решительного и способного неприятеля, организованного в едином движении и имеющего серьезную и политическую и религиозную поддержку. Большее сходство здесь было с коммунистическим движением первой половины XX века с тем, это исламский фундаментализм был еще опаснее наличием религиозно-мистических методов и целей. Ожидать, как предлагалось в сербской политике и прессе, пока Запад “осознает” свою ошибку в создании исламского государства в Европе было делом бессмысленным, ибо такая “ошибка” не могла длиться годами. Моджахеды ни во время войны, ни после нее, особо не скрывались от глаз ни миротворцев ООН, ни военнослужащих SFOR, действуя после войны активно, как раз в “американском секторе” Боснии и Герцеговины. Деятельность ЦРУ (СIА) и американской военной разведки (DIA) в отношении моджахедов была пассивного характера, хотя правительство США официально объявило исламский фундаментализм и терроризм одним из своих мировых противников. Войска IFOR (SFOR) правда смогли закрыть в 1996 году 10 мая под Фойницей лагерь моджахедов Погорелица, арестовав несколько иранских инструкторов, а OHR (международное западное представительство фактически правительство в Боснии Герцеговине) часто оказывало давление на мусульманскую власть с целью ограничить деятельность моджахедов, но все это серьезной борьбы не напоминало и отдельные факты столкновений с моджахедами сил IFOR(SFOR) ничего в этом не меняли. За провал лагеря Погорелица заплатил 1996 г. жизнью Неджад Углен, тогдашний шеф АИД (мусульманская спецслужба, позднее распущенная),а поверившие OHR социал-демократы были с помощью шефа OHR Пэдди Ашдауна сброшены с власти, а их человек руководитель ФОСС (новая спецслужба всей федерации) Мунир Алибабич был Ашдауном снят с должности. Американским военнослужащим в Боснии и Герцеговине давались листовки своим командованием с предупреждениями остерегаться американского моджахеда Исы Аблулаха Али /Кевина Болта/, ветерана войны в Афганистане и Ливане, однако ни его, ни кого из других известных моджахедов арестовывать американцы не стали, хотя местные обвиняемые международным трибуналом в Гааге (почти одни сербы и хорваты) арестовывались (если не успевали, договорится с западными спецслужбами) без особых проблем в организуемых “миротворцами” операциях, несмотря на то, что те имели право на аресты этих обвиняемых лишь в ходе “случайных” встреч. Не надо было особо разыскивать и многих бывших египетских моджахедов, что находились в списке разыскиваемых полицией террористов, посланных правительством Египта, так как многие из них были сотрудниками египетской медицинской “гуманитарной” организации “Международная гуманная помощь”, действующей в Боснии и Герцеговине. Даже требования американского представителя к Изетбеговичу выслать десять иранских агентов, лишь помогли тем раньше скрыться.

Довольно смешны открытия о том, что моджахеды получают местное гражданство, когда ни власть Изетбеговича, ни сами моджахеды этого не скрывали ни во время войны, ни после нее. Американский полковник Джон Браун, во главе разведывательной группы НАТО расследовавший, после войны, проблему моджахедов, прямо заявил, что они, по его мнению, представляют опасность не большую, чем другие подобные группы в Боснии и Герцеговине. В этом он был отчасти прав, ибо действительно моджахеды тогда не собирались нападать на американские войска. Их главная цель была усиление своего влияния в местной среде, что, конечно, угрожало интересам сербов и хорватов, а те, судя по всему, были определены Западом, как жертва Европы исламскому миру. Моджахеды не скрывали своих претензий на всю Боснию и Герцеговину. Так, один их местных лидеров алжирец Абу Салим дал в 1996 году интервью лондонскому журналу Europien, в котором утверждал, что мы “живем во времени, в котором победит ислам, и наше присутствие в Боснии должно это обеспечить”. На американских солдат, по его словам, моджахеды нападать не собирались, если те не захотят “оккупировать” Боснию, а если правительство Боснии и Герцеговины потребует ухода моджахедов, то “защитит нас босанский народ, так как мы этот народ защитили от сербов. Босния-святая исламская земля и наша обязанность оборонять ее от оккупации.”

Совершенно ясно, что Запад ни после 11 сентября 2001 года не собирался с моджахедами всерьез бороться в Боснии и Герцеговине, тем более что в самой Европе с исламским фундаментализмом борется он не слишком усердно, и в конце концов, мусульмане заселили эту Европу не случайно, а в соответствии с долгосрочной западной политикой. Не является случайностью то, что офицеры американских сил специального назначения в 1992-93 годах на деньги мусульманских организаций из Америки обучали моджахедов в Боснии и Герцеговине, так же, как это они делали в Пакистане и Афганистане, а вероятно, и в Чечне, хотя многие их ученики после этих войн принимали участие в террористических актах против США, /например, дело “слепого шейха” из Нью-Йорка/. Содействие моджахедов НАТО в Албании и на Косово 1998- 99 годах ни случайностью, ни сиюминутным Финансовыми и политическими и интересами кого-то на Западе объяснено быть не может и является проявлением “генеральной линией” всей западной политики, хотя абсолютное большинство военнослужащих НАТО этого, может, и не знают. В конце концов, само прибытие моджахедов в Боснию и Герцеговину проходило под полным контролем Запада. Первое время в 1991-92 годах отдельные группы наемников и добровольцев из исламских народов шли через Болгарию, Македонию, Грецию, Албанию, Косово и дальше через Санджак или Хорватию, но этот путь был довольно опасен, и посылались по нему вероятно “дешевые” боевики, набранные на скорую руку. К тому же, далеко не все из них были моджахеды из фундаменталистских организаций, ибо было отмечено появление в рядах мусульманских сил членов националистических движений албанцев и “боснийско-санжакской” эмиграции, турок из Турции, а так же подобных организаций бывшего СССР. Упоминались боевики из Азербайджана, Чечни, Татарии, а то и из самой Москвы, но чаще говорилось о туркменах. Правительство последних в конце 1991 года в начале 1992 года участвовало в оплате поставок оружия мусульманским силам “Патриотской лиги” /московское представительство сараевской фирмы Унион-инвест, а возможно и московское представительство тоже сараевской фирмы “Враница”/. Разумеется, почти все приезжавшие мусульманские боевики, употребляли в речи понятие “джихад”, природное любому мусульманину, но к организованным фундаменталистским исламским движениям они не всегда принадлежали. Лишь с августа 1992 года в мусульманские вооруженные силы вместе с поставками оружия потоком пошли моджахеды уже известных фундаменталистских движений и иного пути, кроме как через Хорватию, они не имели. Что касается хорошо контролируемого авиацией НАТО воздушного пространства Боснии и Герцеговины, то даже если через него попытался бы пролететь нанятый моджахедами самолет, то ему опять-таки надо было пролетать над Хорватией, да и не было, откуда ему вылетать, кроме как из Италии, члена НАТО и Албании, в которой к тому времени НАТО и США создали собственные базы и агентурную сеть. Хорватия же с самого начала своей независимости попала под полный надзор западных спецслужб и ее правительство никогда бы не пошло на переговоры с Ираном, а тем более с кем-то из фундаменталистских исламских движений, не имея одобрения западного верха. Как раз, благодаря такому одобрению, к концу 1994 года в мусульманских вооруженных силах находилось до 3-4 тысяч (возможно и больше) моджахедов, собранных, главным образом, в несколько отрядов, дислоцированных, в основном, в районе Зеницы (7-я бригада или отряд “Эль джихад” и отряды (рота-батальон) “Зелена легия” и <Герила>, Тешня (отряд (батальон) Эль-Моджахедин), Коницы (отряд (рота-батальон) “Мудериз”) в составе 3 корпуса (командующий бригадный генерал Энвер Хаджиомерович). Однако существовали отряды моджахедов и на других фронтах, в том числе в “защищенных” ООН зонах Сараево и Бихача. В этих частях со временем все большее количество составляли местные мусульмане, проникавшиеся с ходом воины духом ислама и видевшие большую общую боеспособность, моджахедов и желавшие воевать подобные им. Таким образом, мусульманское командование, возможно и вопреки своему желанию, оказалось первым и единственным в этой войне, объединив Фронтовой опыт специальных /ударных/ отрядов и силу идеологии. Сделай оно из моджахедов ядро армии и слей с ними свои специальные силы, то однозначно, добилось бы, куда больших успехов в войне. В любой войне сознательное соединение боевого опыта и крепкой идеологии дает отборные войска. Дело здесь не в самих личностях моджахедов, способных обладать различными психофизическими качествами, военными знаниями и боевыми способностями, а в том идейном влиянии, которое расширялось год от года. Любому бойцу идейный заряд дает сильное чувство долга и тем самым новые силы, а в конечном итоге и лучшие боевые качества, избавляя его от большой доли страха, лени и уныния. Такие бойцы представляют куда большую опасность, в отличие от профессионалов, не имеющих развитого чувства долга, побуждавшего бы их использовать свои знания. Современные армии строились по западным моделям(в том числе социалистические) и, будучи вытесненные на обочину и государства и общества, а ныне окончательно добиваемые “миротворчеством”,они все в большей степени стали, пополнятся людьми низких умственных и морально-нравственных данных. Воинская служба все больше теряет свой высокий смысл во все больше бюрократизируемой военной организации. Воинская же служба – это служба долгу и определенной идее, и чем сильнее идея, тем сильнее долг перед ней. Современные армии, даже в своих способных частях, идеями бедны, а нередко бедны и элементарной нравственностью, а не то, что долгом перед государством, народом, а тем более религией. Разнообразные и нужные проверки и школы обеспечивают в данном случае лишь общее ухудшение боевых качеств военнослужащих, ибо часто отсеивают самых храбрых и способных, ради осторожных интриганов. Считать же, что одни занятие боевыми единоборствами, ведущиеся в армии, надо заметить не на особо высоком уровне, могут возместить отсутствие убеждений – глупость, как и всевозможные ограничения кандидатов в офицеры – от характеристик и наличие гражданства, до физических ограничений. При таких условиях многие великие полководцы прошлого вообще были бы либо не приняты на военную службу, либо были бы из нее отчислены в скором времени. Наполеон бы не прошел по росту, Суворов и Тамерлан из-за хромоты, Ян Жижка из-за слепоты, Александр Македонский и Юлий Цезарь из-за эпилепсии, Чингиз-хану помешало бы пребывание в рабстве, а адмирал Нельсон был бы отчислен по инвалидности. Воинская служба требует, прежде всего, умения и желания воевать, а так же верности воинскому долгу. Все остальное – приложиться. Если уж военные парады с хождением в ногу (что анахронизм) так уж кому-то в государственных верхах необходимы, то в таком случае лучше создать несколько парадных частей голливудского типа, а остальные войска оставить в покое от всей внешней мишуры.

Движение моджахедов возвращается к изначальным воинским принципам и тем самым получает изначальное преимущество над армиями западного типа. Это и есть главная причина успехов моджахедов против подобных армий, не важно каких государств. Эти, пусть и относительные успехи, главным образом постигались в партизанской войне небольших отрядов моджахедов или же в “моджахедских” террористических актах. Что опять-таки один из видов боевых действий. В этих условиях наибольшую важность приобретал человеческий фактор, то есть общее качество личного состава, и тут идейность очень важна. Хорошо бороться в таких условиях с моджахедами может лишь идейная армия с идейными не только солдатами, но и генералами и даже политиками, и именно этой идеи не хватало сербской стороне. На том же Косово, а тем более в Чечне 1994-96 годов, да и в 1999-2000 годах, где государственный верх полностью исключил всякую народную инициативу в войне, сумел нанести поражение тамошним партизанам, в общем, значительно уступавшим по качеству силам моджахедов. Но, сумев разгромить их крупные формирования, что в общем, было закономерно, ни югославские, ни российские войска не смогли подавить сопротивление их небольших групп, а именно эти группы и смогли сохранить фундамент для будущего перехвата стратегической инициативы. Я не случайно объединил действия российских и югославских вооруженных сил. Действуя против похожих противников, используя похожие методы боевых действий, эти две армии, делали одни и те же ошибки. Заявления победах над “бандитами” не слишком впечатляют ибо с бандитами должно бороться МВД. Если же против них надо привлекать армию, то это уже не бандиты, а партизаны, к тому, очевидно, достаточно, идейные. Впрочем, армии НАТО тут не лучше действовали, даже имея естественное преимущество в профессиональном составе хотя бы своих сил специального назначения, что и показал опыт Афганистана, в котором они были не в состоянии контролировать ни центр Кабула. Возможным выходом здесь были бы те выводы, к которым можно прийти, изучая югославскую войну в ее как положительном, так и отрицательном опыте, в особенности в лице ВРС, как бы парадоксально это не звучало, здесь велась война в большей мере из будущего, нежели из прошлого. Потому-то столь важно изучение боевого опыта, что дала югославская война, ибо даже отрицательный опыт ценен для тех, кто его изучает.

Список используемой литературы:

Книги:

“Югославию никто не защитил,а Верховная команда предала” (ген-мр.Милисав Секулич “Вести” Белград 1997 )

“Од исламской декларации до религиозной войны в БиГ” ( Миролюб Ефтич “Графотомания” Пырнявор 1995)

“Босанский фронт мрака(Америка на Балканах)” (Драган Джамич”Никола Пашич” Белград 1998)

“Справочник по вооруженным силам балканских государств” (Лыткин П.В. “Эребус” Москва 2002)

“Убей ближнего своего (югославская тайна полиция 1945-95)” (Марко Лопушина. Белград )

Периодика:

Военные журналы:

Журнал(военное обозрение) Генералштаба ЮНА/Югоспавской армии “Войни

Гласник”(до 1993г.),с 1993 г. “Нови гласник”(Белград)

Журнал Генералштаба Югоспавской армии “Войска”(военный еженедельник) (Белград)

Статьи:

“Субверзионные боевые действия” (“Войно дело”1996-2 д-р Тодор Миялковский)

“Специальные действия(действия сил специального назначения) в бывшей Югославии”(“Нови гласник”1998-5 пп-к Милош Поштич)

“Мираж мощи военной силы”(“Войска”1997 п-к Мипан Миялковский)

“Трамплин для “святых”воинов”(“Войска”1996(15.02)Миодраг Динич)

“Муджахедины на фронтах Боснии и Герцеговины”(“Войска”1995(4.05) Джоро Джорджевич)

“Алиины илюзии”(“Войска”)

“Опасности на пути мира”(“Войска”1996(18.01)Душан Маринкович)

Общественно-политические журналы:

“Дуга” общественно-политический журнал(Белград)

“Вучияк” Журнал сербского землячества Вучияка(Добой)

“Слободна Босна” общественно-политический журнал. Сараево(Федерация Босния и Герцеговины)

“Независне новине” общественно-политическая газета(Баня-Лука)

“Погледи” историческо-политический журнал(Белград)

“Серпски борац” Журнал Ветеранской организации Республики Сербской (Баня-Лука)

“Наше наследже” исторический альманах(Белград)

“Полицаяц” Журнал МВД Республики Сербской (Баня-Лука)

“Сафф” общественно-политический журнал Организации Исламской молодежи.Сараево(Федерация Босния и Герцеговины)

Статьи:

“Альо,Бабо,Слобо”(Мирослав Тошич “Дуга”)

“Сколько сербского в мусульманах”(Дарко Танаскович “Дуга” 476)

“Босанский блюз и американская севдалинка(Донесение разведки опубликованное во французской печати об участии американцев в боснийской войне)”(Тиери Шарлье “Дуга” 1615)

“СДА против ОХР”(Мирсад Фазлич “Слободна Босна” 6.03.2002)

“Интервью с Абу Хамзой”(Бакир Хаджиомерович “Слободна Босна” 3.08.2002)

“Третье наступление Младомусульман”(Ниджара Ахметашевич, Мирсад Фазлич,Аднан Бутурович “Слободна Босна” 30.08.2002)

“Организация Исламской молодежи отвечает на обвинения”(Аднан Бутурович 30.08.2002)

“Алжир и Афганистан в Сараево”(Сенад Слатина “Слободна Босна” январь 2002)

“Досье Казани” (Сенад Печанич “Независне новине” сентябрь 1999)

“Брозовые офицеры-Алиины воины” (Йович”Серпски борац”)

“Новая обложка кровавого Ханжара”(Обрад Тоич”Ревия 92”)

“Мучители сербов обвиняют Алию(Судебный процес “группы из Кониц”в Гааге)”(Желимир Штырба”Ревия 92”)

Сайт Олега Валецкого:

http://artofwar.ru/w/waleckij_o_w/